Якутия. Образ будущего

От редакции: прилагаемая публикация якутского исследователя С.Г.Анисимовой, посвящена изучению истории китайской миграции в Якутию. Это представляет особый интерес сейчас для современной Якутии в связи с развитием российско-китайских отношений.

Анисимова С.Г., кандидат социологических наук, доцент ЯГУ

23.03.2011 г.

В последние годы в фокусе внимания многих ученых и практиков находятся миграционные процессы, происходящие в Сибири и на Дальнем Востоке России. Интерес к миграционной ситуации в азиатской части России детерминирован рядом объективных и субъективных причин. Как известно, перемещения населения, происходящие под воздействием политических, социальных, экономических, демографических, конфессиональных факторов локального и глобального уровня, порождают изменения во всех сферах жизни общества (1).

В настоящее время артикулируется беспокойство по поводу нелегальной иммиграции в Россию из стран Юго-Восточной Азии (2) (в частности из Китая), выходцы из которых концентрируются на российском Дальнем Востоке (3).

Сибирь традиционно рассматривается как “кладовая” природных ископаемых и ресурсов. Населенность огромных пространств российской Азии крайне неравномерна, инфраструктура неразвита. С начала 1990-х годов происходило снижение количества населения, разрушение демографического и трудового потенциала, потеря групп населения, имеющего профессионально-квалификационные навыки, адекватные экстремальной среде жизнедеятельности, приток нелегальной и легальной рабочей силы из республик бывшего СССР и стран зарубежья.

В работах последнего десятилетия подробно рассмотрены негативные последствия миграции, в частности китайской: экономическая экспансия, когда стратегия регионального развития органично входит в стратегию приграничных областей соседней страны; этническое перераспределение за счет замещения постоянного населения иммигрантами из соседних стран; рост преступности (4) и усиление различных форм социальных девиаций транснационального характера, получивших развитие в глобализирующемся мире (5).

Надо отметить, что девиации – термин, охватывающий широкий круг отклонений поведения личностей и групп. Воздействие негативных отклонений наиболее ярко просматривается в следующем ряде девиаций: преступность, суицид, алкоголизм, наркотизм, торговля живым товаром (6).

В связи с этим существует настоятельная необходимость изучения стратегий адаптации иммигрантов и паттернов поведения в отдельных административно-территориальных образованиях Сибири и Дальнего Востока, в частности в Республике Саха (Якутия). Этот субъект Российской Федерации, отличается экстремально-суровым климатом и неразвитой инфраструктурой. Особенностью республики можно считать крайне малую плотность населения – 0,31 чел. на 1 кв. км. Основной интерес республика представляет как сырьевой регион: на территории находятся богатейшие запасы полезных ископаемых и природных ресурсов.

Численность населения РС (Я) на 1 декабря 2006 г. года составила 950 тыс. человек (менее миллиона), в столице республики проживают 266, 5 тыс. чел., 1/3 населения (338,4 тыс. чел.) – жители сельской местности (7). Республика является одним из немногих регионов России, где продолжает сохраняться естественный прирост, однако, с 1990 года – с тенденцией его снижения (8).

К 1 апреля 2007 г. численность экономически активного населения в республике составила 499,5 тыс. человек, уровень безработицы к началу 2007 года – 9 % от экономически активного населения.

В целом миграционные процессы по республике стабилизировались к началу XXI века: желавшие выехать уже покинули регион, число приезжающих оставалось неизменным на протяжении нескольких лет. Наиболее активные процессы перемещений происходят в столице – городе Якутске, где постоянно сохраняется превышение прибывающих над выбывающими. К середине 2008 года миграционная ситуация изменилась: тенденция увеличения показателей миграционного учета стала устойчивой.

Это связано, с одной стороны, с малочисленностью населения республики и дефицитом квалифицированных рабочих кадров, необходимых в различных отраслях промышленности, и, с другой стороны, со стабилизацией экономической ситуации, подъемом и оживлением ведущих отраслей производства.

Еще одним немаловажным фактором увеличения миграционного прироста стало упрощение процедуры миграционного учета. Общее число иностранных граждан, поставленных на миграционный учет, выросло в 2006-2008 гг. в 1,5 раза. Среди зарегистрированных мигрантов наибольшее количество представителей дальнего зарубежья составляют граждане КНР.

История трудовой миграции жителей Китая на “северные территории” имеет длительную историю, однако, и по дореволюционному, и по советскому периоду, и по современному этапу имеется крайне противоречивая информация об их численности и образе жизни. Для Якутии можно выделить две “волны” миграции из Китая, характеризующихся массовостью и экономической направленностью.

Границы первой “волны” обозначаются в пределах 1914 года и начала 1930-х годов (9) В это время китайцы занимались сельским хозяйством, в основном, огородничеством, добычей золота, поденными работами. Коммерческие контакты якутских купцов с Китаем в основном ограничивались торговлей пушниной.

Конкретная точка отсчета движения трудовых мигрантов – “восточников” связана с развитием золотодобывающей промышленности на р. Лена и её притоках. Поведение китайских рабочих того времени отличалось следующими особенностями: неохотное принятие российского подданства и советского гражданства, отток рабочих с приисков в годы революции, распространение нелегальной золотодобычи в труднодоступных малонаселенных таёжных местах, развитая сеть нелегальных скупщиков золота и разного рода контрабандистов, нежелание участвовать в общественной жизни (диаспоральные общины, общества самообразования, профсоюзы, комсомол), минимизация контактов с государственными структурами (10).

Причины “изоляционизма” были достаточно разнообразны: пестрый этнический состав китайских бригад, сформированных по принципу землячества и зачастую говорящих на разных языках; существование собственного самоуправления – “старшинок”, диктующих “правила игры” на “чужом поле” (скрытность, ориентация на “своих”); культивирование самобытного образа жизни в быту (традиционные жилища, одежда, питание); почти поголовная безграмотность и незнание русского языка – самого “ходового” на приисках; сезонный характер работы и тяжелый изнурительный труд, не способствующий созданию коммуникативных сетей и совместных рекреаций (11).

Завершение этого периода трудовой миграции к середине 1930-х годов связано с вооруженными конфликтами на советско-китайской границе в зоне КВЖД и “закрытием” Советского Союза. Некоторая часть китайцев, в большинстве, те, кто занимался сельским хозяйством – огородничеством, избрали Якутию постоянным местом жительства.

Так как среди рабочих почти поголовно были мужчины трудоспособного возраста, они создавали семьи с женщинами – якутками, как наиболее близкой по антропологическому типу группой. Эти браки практически не оформлялись в органах ЗАГС, дети часто получали фамилию матери, социализировались в материнской среде и уже во втором (реже – третьем) поколении идентифицировали себя как якуты.

Е.А. Строгова высказывает предположение, что тех, кто назвал себя китайцем в опросных листах переписи 2002 г., не будучи гражданином КНР (52 человека), можно считать потомками трудовых мигрантов первой “волны” (12).

К началу 1990-х годов в Якутии китайцы в Якутии были крайне немногочисленны, по сравнению с соседями по региону – Приморским краем и Амурской областью. В республике зарегистрированы как этнические китайцы в 1970 году 420, в 1979 году – 329, в 1989 году – 328 человек (13). Эпоха перестройки ознаменовалась появлением второй “волны” мигрантов из Китая, чей состав, интересы и потребности перемещений имеет существенные отличия от “первой”.

В первые годы функционирования “рыночной” экономики основное число перемещающихся составляли “челноки”, осуществлявшие маятниковые миграции. По данным переписи 2002 г. количество этнических китайцев (хань, чжунго, жень) в республике составляло 891 человек, в г. Якутске проживало 849 китайцев, в районах (улусах) – 42. Гендерное соотношение составляло 468 мужчин и 423 женщины, соответственно в городе – 450 и 399, в районах – 18 и 24 человека (14).

В 2005 году были зарегистрированы около 600 китайцев, их число уменьшилось с 2002 года на 200 человек. В то же время в СМИ приводились неофициальные сведения о проживании “в Якутии 5 тысяч, в Якутске – 3 тысяч граждан Китая” (15). С конца 2006 г. наблюдается тренд к увеличению количества граждан Китая, прибывающих в Якутию по различным причинам, главные из которых – деловые цели и трудовая деятельность (16).

Миграционный приток из Китая в 2006-2007 гг. вырос в 4,2 раза. Рост числа мигрантов из Китая обусловлен их привлечением на строительство объектов нефтепроводной системы “Восточная Сибирь-Тихий океан” (ВСТО), имеющей стратегическое значение не только для Якутии, но и для всего Дальневосточного федерального округа.

Необходимо отметить исключительную трудность исследования моделей адаптации граждан Китая в странах-реципиентах, что связано, как минимум, с двумя причинами. Во-первых, с отсутствием реальной статистики по всем “потокам” миграции, кроме образовательных и конфессиональных перемещений. Во-вторых, с категорическим нежеланием гастарбайтеров вступать в контакт с интервьюерами – представителями другого государства, независимо от формы “посыла” (культурный интерес, социологическое исследование и т.д.)

Для преодоления этих препятствий применяются различные методы – анализ публикаций в СМИ, изучение данных официальной статистики и текущей отчетности правоохранительных органов, публикаций в республиканских и центральных изданиях, опросные методы. Это позволило определить основные сферы жизнедеятельности мигрантов и некоторые поведенческие паттерны (17).

Общественное мнение. В основном представления о мигрантах из Китая создаются на основе товарно-денежного рыночного общения и материалов СМИ. Негатив в коллективном сознании формируется на основе этих двух параметров. Масс-медиа зачастую формируют представление о дальневосточных регионах как “плацдарме Китая” для продвижения в центральные районы России. На бытовом уровне недовольство вызывает поведение продавцов-китайцев, которые, овладев русским языком, часто демонстрируют неприветливость и грубость при общении с покупателями.
Межличностные повседневные коммуникации.

В Якутске не возник “Чайна-таун” (место компактного проживания китайцев) – явление характерное для многих городов мира. Китайцы обосновались в столице республике в дачных пригородах и окраинных районах с частной застройкой, отстраивая отдельные, вполне современные дома в духе “новых русских”. Китайские мигранты в роли соседей по дому, улице и т.п. не вызывают неприязни, так как не склонны к шумным застольям, “разборкам” при посторонних, не отказывают в помощи местным жителям при возникновении жилищно-хозяйственных проблем.

Особенности делового поведения. Четко просматривается прагматизм граждан Китая, умение использовать ситуацию, выжать из нее максимальную выгоду при минимизации расходов любым путем – лесть, почтительность, непонимание, недоговоренность и т.д. Местными жителями отмечается уважение китайцев к людям в форменной одежде и индивидам, которые представляют интерес в данный конкретный момент.

Рынок труда и трудовые отношения. Китайцы не имели стремления трудиться на российских предприятиях транспорта, связи, строительства и т.д. (до начала строительства ВСТО). Большинство гастарбайтеров заняты на предприятиях земляков, занимающихся легальной деятельностью. Часть мигрантов работает “вахтовым методом”, привозя товар и получая нефиксируемый доход. Все чаще в роли наемных работников у китайцев-“челноков” и других работодателей выступают жители республики. Регулирование трудовых отношений происходит в сфере теневых трудовых контрактов.

Экономические интересы. До недавнего времени основная сферы законной деятельности граждан Китая – рынок, общественное питание и сфера развлечений. Лишь в 2007 г. было зарегистрировано крупное Саха-китайское предприятие по глубокой переработке древесины в Усть-Майском районе (18).

Культурная сфера. Культурно-образовательные контакты якутян и китайцев носят ситуативный, точечный характер по сравнению с другими областями Дальнего Востока. Отсутствует заинтересованность в изучении китайского языка и культуры. В начале XXI века на китайском языке в республике говорили лишь 1084 человека (19).

Не имеют широкой рекламы совместные образовательные программы, однако, уже несколько лет ведется набор студентов на обучение в вузах и поствузовское образование. Пожалуй, единственный образовательный проект, получивший широкую известность, – это обучение якутских ребят в китайском цирковом училище.

Общественно-политическая сфера. В общественной жизни китайская община не позиционируется. Граждане Китая не представлены в органах исполнительной и законодательной власти республики. Интересы китайцев в регионе вербализируются в основном представителями бизнеса и государственных органов.

Криминогенная ситуация. В течение изучаемого периода сотрудниками милиции не фиксировалось систематические проявления криминала в среде мигрантов из Китая.

Исходя из сказанного, можно заметить, что процессы “вхождения” граждан Китая в якутский социум протекают латентно и имеют немало “белых пятен”. Во-первых, несмотря не административное упорядочение миграционных потоков, реальное количество и состав мигрантов остается неясным. Во-вторых, отсутствует информация о степени проникновения китайских мигрантов в различные сферы и сегменты социального пространства республики и их социально-экономических интересах. В-третьих, является спорной эквивалентность замещения рабочих мест гастарбайтерами из Китая при высоком уровне безработицы в республике (8-9 %).

На основе полученных данных, в дальнейшем внимание было сосредоточено на проявлениях негативных социальных девиаций со стороны мигрантов. Это обусловлено тем, что “связь миграции с безопасностью…в аналитическом отношении распадается на две “подпроблемы”: безопасности общностей, обществ и государств, затрагиваемых миграционными потоками, и безопасности людей, образующих эти потоки…При этом и с точки зрения безопасности мигрантов, и с точки зрения безопасности любой среды, которую они покидают и в которую внедряются” (20).

В результате удалось выявить особенности адаптационных практик китайцев-мигрантов и состав миграционных потоков из Китая в Якутию:

– в основном маятниковый характер миграции;

– превалирование в половозрастной структуре иммиграционных потоков мужчин молодого и среднего возрастов;

– преобладание контингента работников, не имеющих специальной квалификации и высокой профессиональной подготовки;

– группирование по признаку землячества, семейственности либо корпорации (принадлежность к фирме) и отсутствие единой формализированной ассоциации, объединяющей всех мигрантов из Китая;

– саморегуляция численности и состава мигранта на основе “бытового” маркетинга рыночного пространства (потребности, целевые группы, конкуренция, степень контроля и т.д.);

– наличие иерархии внутри отдельных групп, возглавляемых владеющим русским языком неформальным лидером, нередко старшим по возрасту, который поддерживает контакты с административными и правоохранительными органами;

– доминирование групповой солидарности над личными, индивидуальными интересами членов общности;

– решение проблем внутри общностей, минимизация отношений с любыми объединениями и организациями;

– сохранение в быту “привычного” образа жизни;

– установка на краткосрочное пребывание в Якутии (“вахтовый метод”), вызывающая относительное безразличие к проблемам быта и организации досугово-рекреационной сферы;

– четкая ориентация на максимизацию прибыли при определенном ограничении риска за счет дистанцирования от местного сообщества и поддержания оптимального уровня доверия внутри групп;

– сохранение паттернов поведения мигрантов из Китая в странах-реципиентах.

Особенности адаптивных тактик и стратегий позволили обратиться к анализу девиантности в среде мигрантов, пребывающих на территории республики. Мы остановили своё внимание на тех видах девиантности, которые несут наибольшие угрозы безопасности государства и регионов. Так, “наблюдается тенденция к превращению России в евразийский транзитный коридор, используемый мигрантами из азиатских стран, стремящимися попасть в Западную Европу и другие развитые страны.

На использовании труда нелегальных мигрантов созрел мощнейший теневой бизнес, питающий коррупцию в правоохранительных органах, органах власти… Всё больше распространяется этнокоррупция. По информации МВД РФ иностранными гражданами и лицами без гражданства совершается около 3% преступлений (21).

В Сибирском регионе наблюдается “рост масштабов незаконного промысла и вывоза биоресурсов, резкая криминализация милиции, вовлечение мигрантов в деятельность этнокриминальных группировок” (22).

На основе анализа данных правоохранительных органов и средств массовой информации можно отметить, что криминогенная ситуация в республике характеризуется теми же тенденциями, что и в целом по стране (рост зарегистрированных преступлений, в основном за счет увеличения правонарушений корыстной направленности и преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков.

В то же время в Республике Саха (Якутия) имеется определенная специфика:

1. Рост “миграционной преступности” в Якутии происходит в основном за счет граждан бывших советских республик – Украина, Таджикистан, Армения, Азербайджан, Кыргызстан, Узбекистан и др. В отличие от данных по Сибирскому региону, где “особая активность зафиксирована со стороны транснациональных преступных сообществ (китайские триады), этнокриминальных и трансграничных группировок” (23), большинство мигрантов в республике контактируют с “квазиэтническими” группировками, объединяющими граждан России и бывших граждан СССР.
2. В связи с географической отдаленностью и неразвитостью коммуникаций республика не представляет интереса как транзитный коридор для нелегальных миграций, поставок наркотиков и т.п. Экстремально-суровый климат, континентальное расположение и сложности транспортировки не позволяют рассматривать природные богатства и биоресурсы как объект незаконного промысла и добычи иностранными гражданами. “Экзотическим” видом преступления, характерным для республики, является незаконная добыча и продажа за рубеж мамонтовой кости, имеющей статус полезного ископаемого.

Данные миграционной службы и правоохранительных органов показывают, что в период 2000-2008 годов граждане КНР задерживались и привлекались к ответственности за правонарушения, не подпадающие под классификацию действий организованных преступных группировок. В выступлениях официальных лиц не упоминается об участии китайских мигрантов в сообществах, занимающихся наркобизнесом, торговлей живым товаром и другими подобными преступлениями. Можно сделать вывод, что “происки китайской мафии” вполне вписываются в “нормальный” уровень преступности и не позволяют говорить в настоящее время о “натиске триад” на республику.

В русле анализа миграционной преступности, необходимо остановиться на явлении, которое выступает обратной стороной криминальных деяний, а именно виктимизации мигрантов, в особенности нелегальных. Виктимизация – это процесс превращения лица в жертву преступления, то есть процесс реализации потенциальной виктимности, способность стать жертвой (24).

Криминологи выделяет ряд категорий населения, обладающих наибольшей личностно-ситуативной виктимностью (25), особое место среди них занимают приезжие, в особенности, мигранты. Процессы виктимизации мигрантов в России нарастают, увеличивается количество преступлений против них: в 2005 году было совершено 13 тысяч преступлений, в 2006 году на 44% больше. В Республике Саха (Якутия) также наблюдается подобная тенденция: мигранты из Китая как жертвы преступлений входят в число “лидеров”.

Виктимизация мигрантов из Китая (и других государств ближнего и дальнего зарубежья) обусловлена следующими причинами:

– отсутствие специальных мероприятий по адаптированию мигрантов в инокультурной среде, таких как курсы первоначального изучения языка страны-реципиента, информирование об административных правилах и процедурах и т.д.;

– большая часть мигрантов относится к категории малообеспеченных, так как прибывшие настроены на получение максимальной прибыли и “переправку” денежных средств на родину;

– дистанцирование от административных и правоохранительных органов, игнорирование правил безопасности создает риск криминальных угроз со стороны местных правонарушителей и преступных сообществ (вымогательство, рэкет, шантаж и т.п.);

– групповая солидарность, выражающаяся в решении проблем внутри общностей мигрантов, порождает латентную преступность, характеризующуюся неправовыми практиками и жестокостью;

– мигранты, в силу установки на решение сугубо прагматических экономических проблем и краткосрочности пребывания, не стремятся получить доступ к средствам государственной социальной защиты и не могут осуществлять представление своих прав в различных властных структурах;

– коммуникации вне групп мигрантов осуществляются в основном с маргинальными категориями (бездомные, бродяги, алкоголики, игроманы, женщины, ведущие асоциальный образ жизни и т.п.);

– ситуация неопределенности, неустойчивости провоцирует неадекватное реагирование в конфликтных, сложных ситуациях (страх, агрессия) и создает предпосылки для совершения тяжких насильственных и корыстных преступлений (грабежи, избиения).

Опасность в миграционном пространстве представляют также социально-медицинские угрозы (общая высокая заболеваемость и, соответственно, распространение болезней и СПИДа), порождаемые относительным безразличием мигрантов к проблемам быта и организации досугово-рекреационной сферы.

Виктимогенность китайских гастарбайтеров, занятых на объектах строительства по федеральной программе “Схема комплексного развития производительных сил, транспорта и энергетики в Республике Саха (Якутия) до 2020 года”, увеличивается за счет непростой социально-экономической ситуации в регионе. Летом 2007 года состоялся “завоз” (терминология авторов публикаций в местных СМИ) китайских рабочих для работ по строительству нефтепровода “ВСТО”, что вызвало резкое недовольство местного населения, вылившееся в хулиганские выходки и действия по разжиганию межнациональной розни (26).

В средствах массовой информации, “взрыв” негативных и преступных проявлений в Южной Якутии связывался с высоким уровнем безработицы и использованием “дешевых” работников для снижения затрат при строительных работах (27). Произошедшие события способствовали усилению работы по регулированию миграционных потоков и оптимизации потребностей в рабочей силе и возможностей привлечения квалифицированных рабочих из местного населения.

В итоге можно отметить, что в настоящее время миграционные потоки из Китая (и других стран Юго-Восточной Азии) не оказывают существенного влияния на уровень преступности и других девиаций в республике. Преградой для проникновения наиболее угрожающих форм является то же, что служит основной проблемой развития Якутии – сложность доступа в республику, где нет развитой инфраструктуры сообщения с “большой землей”.

Отсутствие системы транспортных коммуникаций выступает как “барьер”, с одной стороны, для позитивных социально-экономических изменений, с другой стороны, для угроз безопасности республики. Однако особенности адаптационного и экономического поведения мигрантов из Китая повышают уровень их виктимности и ставят их в число наиболее виктимогенных групп населения.

В настоящее время изменения в отношении к мигрантам из дальневосточных государств и повышение их виктимогенности связаны с проблемой занятости местного населения в районах реализации крупнейших проектов республики, что заставляет обратиться

– к анализу структурных характеристик миграционных процессов;

– рассмотрению причинно-факторной и адаптационной моделей механизма миграций;

– социальных последствий для мигрантов и региона;

– уточнению положительного и отрицательного воздействия миграции на различные сферы жизнедеятельности региона.

Осуществление национальных проектов и программ социально-экономического развития различных регионов во многом зависит от учета миграционных государственных стратегий и тактик адаптации граждан Дальнего Востока (в частности, Китая) в российской Азии. Можно сказать, что основы перспективного, целесообразного и взаимовыгодного взаимодействия Восток-Запад закладываются на базе изучения имеющегося опыта, мониторинга реальных процессов перемещений и выработки критериев оценки миграционной ситуации и векторов её развития.

Примечания.

1. Аберкомби Н. Социологический словарь: Пер. с англ. / Н. Аберкомби, С. Хилл, Б.С. Тернер; под ред. С.А. Ерофеева. – 2-е изд. Перераб. и доп. – М.: Экономика, 2004. – С.256-257.
2. Югов А. Дальний Восток: Остановить центробежные силы // Национальная безопасность: обзор, аналитика, прогнозы. – М.,2007. – N 1. – С. 11.
3. Габдрахманова Г. Этничность и миграция: становление исследовательских подходов в отечественной этносоциологии // Социс. – М., 2007. – N 1. – С.119.
4. Бессонов А. Уголовная ответственность за организацию незаконной миграции // Законность.- М., 2005. – N 12. – С. 10-13; Комбаров В. Миграционные отношения: предупреждение нарушений //Законность. – М., 2004. – N 11. – С.31-33; Мачинский В. Объединение усилий в борьбе с наркопреступностью // Законность. – М., 2006. – N 5. – С. 2-5.
5. Добреньков В.И. Глобализация и Россия: социологический анализ. – М.: ИНФРА-М, 2006. – 447 с.
6. Глобализация и девиантность / Науч. Ред. Я.Гилинский. – СПб.: Изд-во Р. Асланова “Юрид. центр Пресс”, 2006. – 393 с.
7. Статистический ежегодник Республики Саха (Якутия): стат. Сб. / Федер. Служба гос. Статистики, Территор. Орган Федер. Служба гос. Статистики по Респ. Саха (Якутия); [редкол. Т.А.Торговкина (предс.) и др.]. – Якутск, 2005. – С.10.
8. Социальное положение и уровень жизни населения Республики Саха (Якутия). Статистический сборник. – Якутск, 2004. – С.30-32.
9. Строгова Е.А. Китайская миграция в Якутии (конец Х1Х- 30-е годы ХХ вв.) // Вопросы истории. – М., 2007. – N 3. – С. 135.
10. Там же, с.137.
11. Там же, с. 138-141.
12. Там же, с.142.
13. Национальный состав и владение языками, гражданство населения РС (Я). Т.5. Офиц. Издание. – Якутск, 2002. – С.14-16.
14. Там же, с.14-16.
15. Арзаева Р. Эпоха нелегалов: экспансия // Якутск вечерний. 11.03.2006. – С. 3.
16. Мироненко Е. Иностранцев стало больше // Якутск вечерний от 22 июня 2007 г. – С.8.
17. Анисимова С.Г., Леонтьев М. Р. Адаптация гастарбайтеров из Китайской Народной Республики в РС (Я) // Общество в зеркале социологии – 2: Сборник научных работ. Под ред. д.с.н. И.И. Подойницыной. – Якутск: Изд-во ЯГУ, 2006. – С. 5-17.
18. Саха-китайских предприятий стало на одно больше // Коммерческий вестник Якутии от 5 октября 2007 г. – С.2.
19. Национальный состав и владение языками, гражданство населения РС (Я). Т.5. Офиц. Издание. – Якутск, 2002. – С.14-16.
20. Нагайцева Е.А. К вопросу об исследовании влияния современных миграционных процессов на безопасность в приграничных регионах России // Тезисы II Всероссийской научной конференции “Сорокинские чтения – 2005: Будущее России: стратегии развития” (г. Москва, 14-15 декабря 2005 г.) – электронное издание.
21. Михайлов В. Незваные гости // Национальная безопасность: обзор, аналитика, прогнозы. – М., 2007. – N 1. – С.8.
22. Собольников В. Миграционная преступность и её предупреждение. – С.39-40.
23. Собольников. Указ. раб., с.39.
24. Иншаков С.М. Зарубежная криминология. – М.: Издательская группа ИНФРА-М – НОРМА, 1997. – С.183-184.
25. Криминология: учеб. Для студентов вузов, обучающихся по специальности “Юриспруденция” /[Гуров А.И. и др. ]; Науч. Редакторы – Н.Ф. Кузнецова, В.В. Лунев. – М.: Волтерс Клувер, 2005. – С. 159.
26. Федорова И. Лидер русской общины арестован по обвинению в разжигании ненависти // Газета “Якутск вечерний” от 25 января 2008 г. – С.2.
27. Шумилов С.В. Патриотизм с националистическим душком // Газета “Якутск вечерний” от 25 февраля 2008 г. – С.89.